top of page
Фото автораОлег Лекманов

Любовная лирика Осипа Мандельштама

Предисловие и первая глава книги

«Любовная лирика занимает в стихах Мандельштама ограниченное место…» – констатировала вдова поэта. [1] Эта констатация может быть подкреплена простыми статистическими выкладками. Из 431, выявленного на сегодняшний день стихотворения Осипа Мандельштама, [2] в разряд любовной лирики (даже если понимать её весьма расширительно) может быть включено лишь около 60 стихотворений – то есть чуть менее 14 % от всех мандельштамовских поэтических текстов. Для сравнения – из 361 стихотворения Николая Гумилева, вошедшего в его том из серии «Библиотека поэта», [3] к любовной лирике можно уверенно отнести 161 стихотворение – то есть 44, 5 %.

Неудивительно, что когда в начале августа 1917 года компания приятелей, в которую входил и сам поэт, сочиняла шуточную пьесу в стихах ко дню именин Саломеи Андрониковой, то в уста персонажа, чьим прототипом послужил Мандельштам, была вложена следующая реплика:

Любовной лирики я никогда не знал. В огнеупорной каменной строфе О сердце не упоминал. [4]

Парадокс состоит в том, что в конце предыдущего, 1916 года, Мандельштам написал три любовных стихотворения, обращённых как раз к виновнице августовского торжества и главной героине шуточной пьесы, Саломее Андрониковой – «Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне…», «Я научился вам, блаженные слова…» и «Мадригал» («Дочь Андроника Комнена…»). Однако, во-первых, из трёх стихотворений, обращённых к Андрониковой, поэт опубликовал только первые два, а, во-вторых, все три мандельштамовских стихотворения столь сложно устроены, что опознать в них образцы любовной лирики не так-то просто.

Как мы увидим далее, судьба многих стихотворений Мандельштама, посвящённых женщинам, в которых он влюблялся, сложилась сходным образом. Львиная их доля, как ранних, так и поздних, не была напечатана при жизни поэта. В итоге читатели смогли в полной мере оценить любовную лирику Мандельштама лишь во второй половине ХХ столетия. При этом если бы они захотели выделить в отдельную группу мандельштамовские стихи о любви, то испытали бы немалые трудности. Ведь далеко не всегда очевидно, что то или иное стихотворение поэта – любовное.

Приведём характерный эпизод из мемуаров о Мандельштаме. Когда он в 1937 году прочитал Наталье Штемпель обращённый к ней стихотворный диптих, то спросил: «Что это?» «Я не поняла вопроса и продолжала молчать», – вспоминает Штемпель. И тогда Мандельштаму пришлось самому разъяснить адресату главный посыл диптиха. «“Это любовная лирика, – ответил он за меня. – Это лучшее, что я написал”». [5]

Обратим внимание: хотя любовная лирика занимала в творчестве Мандельштама «ограниченное место», «лучшее», что он написал, по его собственному ощущению, было любовной лирикой. К этой высокой оценке прибавим высочайшую: Анна Ахматова именно мандельштамовское стихотворение «Мастерица виноватых взоров…» назвала «лучшим любовным стихотворением 20 века». [6]

В этой книге будет предпринята попытка взгляда на творчество и биографию Мандельштама сквозь призму того «лучшего», что он написал – стихотворений о любви и вокруг любви. Как мы попробуем показать, таких стихотворений было создано относительно мало отнюдь не потому, что Мандельштам, подобно Сергею Есенину, относился к женщинам «с холодком». [7] Напротив, эротическое влечение каждый раз грозило овладеть всей личностью поэта, вытесняя остальные чувства и желания, и он, как мог, этому сопротивлялся.

«Первоначально, – вспоминает Эмма Герштейн раннюю пору своего знакомства с Мандельштамом, – <…> наши разговоры принимали какое-то фрейдистское направление, вертелись вокруг эротики – “первое, о чём вспоминаешь, когда просыпаешься утром”, как сказал Мандельштам. Речь шла об истоках его восприятия жизни. Он сказал, что ничто так не зависит от эротики, как поэзия». [8]

Вот эта связь эротики и мандельштамовской поэзии, мандельштамовской поэзии и эротики и будет центром внимания в нашей книге.


Глава первая «Останься пеной, Афродита» (1908–1911)

В марте 1913 года вышло в свет первое издание дебютной поэтической книги Осипа Мандельштама «Камень». Оно состояло лишь из 23 стихотворений, что, возможно, было предопределено не творческими, а финансовыми причинами – деньги на издание поэту дал отец. «Сборник этот составлен слишком скупо, даже для первого выступления», – с неудовольствием констатировал в рецензии на «Камень» (1913) Сергей Городецкий. [9]

Едва ли не главная тематическая особенность книги заключается в том, что в неё Мандельштам не включил ни одного стихотворения, в котором внятно говорилось бы о любовном увлечении. Учитывая, что автору в январе 1913 года исполнилось двадцать два года (возраст, в котором юноши и девушки, как правило, поглощены своими влюблённостями) – странное мандельштамовское исключение настоятельно требует объяснения.

Это, по-видимому, понимал и сам автор «Камня». В целом в книге соблюдена хронологическая последовательность расположения стихотворений. Однако трижды Мандельштам такой порядок нарушил. В первый раз – в сáмом начале «Камня» (два других случая мы рассматривать здесь не будем): после стихотворения «Дыхание» 1909 года следует стихотворение «Silentium» 1910 года, а после него – ещё одно стихотворение 1909 года («Невыразимая печаль…»). Как представляется, для Мандельштама было важно сразу же вслед за программным «Дыханием» поместить в «Камне» стихотворение «Silentium», в котором объясняется, почему в книге отсутствует любовная лирика. По-видимому, в первую очередь, именно ради этого он и отошёл от хронологический принципа.

Вот та редакция «Silentium», которая была напечатана в мандельштамовской книге 1913 года:


Она ещё не родилась, Она и музыка и слово, И потому всего живого Ненарушаемая связь. Спокойно дышат моря груди, Но, как безумный, светел день И пены бледная сирень В мутно-лазоревом сосуде. Да обретут мои уста Первоначальную немóту– Как кристаллическую ноту, Что от рождения чиста. Останься пеной, Афродита, И, слово, в музыку вернись, И, сердце, сердца устыдись, С первоосновой жизни слито. [10]

Начнём разговор о стихотворении с простого вопроса: кто эта «она», о которой дважды заходит речь в зачине первой строфы? Прямой ответ на наш вопрос дан в первой строке последней, четвёртой строфы. «Она» – это Афродита, богиня красоты и эротической любви, которую поэт призывает не рождаться из морских волн. Но если Афродита «ещё не родилась», то как она может (вернемся к первой строфе) уже присутствовать в мире, связывая между собой все явления окружающего мира («И потому всего живого / Ненарушаемая связь»)? Этот вопрос тоже несложный: очевидно, что в третьей–четвёртой строках первой строфы стихотворения речь идёт не об Афродитиной (эротической) любви-страсти, а о другой разновидности любви, той, которую можно назвать, например, дочувственной или не чувственной.

Во второй строфе изображается состояние природы в тревожной ситуации предрождения Афродиты. «Моря груди» (отчётливо эротический образ), тем не менее, «дышат» «спокойно», поскольку ещё не охвачены жаром эротической любви. Однако далее следует противительный союз «но», следовательно и «день», и море всё-таки уже заражены чувственностью. Недаром в ход идут эпитеты, часто используемые для описания любовной лихорадки: «безумный», «бледная», и что особенно важно для дальнейшего развития сюжета стихотворения – «мутн[ый]».

В первой строке третьей строфы неожиданно для читателя появляется «я» стихотворения, причём появляется в роли поэта, который приказывает самому себе перестать описывать рождение Афродиты и тем самым вернуть свой «замутнённый» поэтический мир в состояние дочувственной «чистоты» («Как кристаллическую ноту, / Что от рождения чиста»). Собственно, в этой строфе мы и находим, пусть непрямое, объяснение почти полного отсутствия стихотворений о влюблённости в первом издании «Камня»: одержимость эротическим чувством замутняла восприятие окружающего мира и мешала поэту ощутить «ненарушаемую связь» между всеми предметами и явлениями этого мира.

То, к чему поэт призывает в последней, четвёртой строфе «Silentium» похоже на обратное движение плёнки в кинопроекторе. Почти воплощённая Афродита должна развоплотиться, превратившись обратно в пену; конкретное поэтическое «слово» должно вернуться в размытую «музыку»; а «сердце» (эмблема эротической любви) должно устыдиться другого «сердца», и оба они должны слиться с «первоосновой жизни», то есть возвратиться в состояние дочувственной, не чувственной любви.

Эротическое наполнение образа «сердца» из финальной строфы «Silentium» проявится особенно отчётливо, если мы сопоставим этот образ с «сердцем» из стихотворения Тютчева «Silentium!», которое, несомненно, варьировалось в мандельштамовском стихотворении. [11]


У Тютчева, напомним:


Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймёт ли он, чем ты живёшь? Мысль изречённая есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, – Питайся ими – и молчи. [12]

У Тютчева «сердце» – воплощение самых разнообразных чувств любого человека. Соответственно, «другой» в стихотворении Тютчева это не возлюбленная или возлюбленный, а любой человек – не «я». У Мандельштама речь идёт о двух «сердцах», охваченных, было, эротической любовью друг к другу, но по велению автора стихотворения, опоминающихся и сливающихся с другими сердцами во всеобщей дочувственной любви. [13] То есть Мандельштам сужает тютчевскую тему – у него речь идёт не о любом человеке, противопоставленном всему остальному человечеству, а о себе самом, отказывающемся от эротической лирики.



Читайте полностью публикацию Олега Лекманова в 5 номере «Тайных троп» в PDF:



 

[1] Мандельштам Н. Вторая книга // Мандельштам Н. Собрание сочинений: в 2-х тт. Т. 2 / Составители С. В. Василенко, П. М. Нерлер и Ю. Л. Фрейдин Подготовка текста С. В. Василенко при участии П. М. Нерлера и Ю. Л. Фрейдина Комментарии С. В. Василенко и П. М. Нерлера. Вступ. статья ко 2-му тому Ю. Л. Фрейдина. Екатеринбург, 2014. С. 262.

[2] См.: Мандельштам О. Полное собрание стихотворений / Вступ. статьи М. Л. Гаспарова и А. Г. Меца. Сост., подготовка текста и примеч. А. Г. Меца («Библиотека поэта», большая серия). СПб., 1995.

[3] См.: Гумилев Н. Стихотворения и поэмы / Вступ. статья А. И. Павловского, биографический очерк В. В. Карпова. Сост., подготовка текста и примеч. М. Д. Эльзона («Библиотека поэта», большая серия). Изд. 3-е, Л., 1988.

[4] Кофейня разбитых сердец. Коллективная шуточная пьеса в стихах при участии О. Э. Мандельштама / Публ. [и комм.] Т. Л. Никольской, Р. Д. Тименчика и А. Г. Меца, под общ. ред. Р. Д. Тименчика. Stanford, 1997. С. 73.

[5] Штемпель Н. Мандельштам в Воронеже // «Ясная Наташа». Осип Мандельштам и Наталья Штемпель. К 100-летию со дня рождения Н. Е. Штемпель / Сост. П. Нерлер и Н. Гордина Предисл. П. Нерлера. М.–Воронеж, 2008. С. 63.

[6] Ахматова А. Листки из дневника // Ахматова А. Requiem / Предисл. Р. Д. Тименчика Сост. и примеч. Р. Д. Тименчика при участии К. М. Поливанова. М., 1989. С. 128.

[7] Свидетельство Надежды Вольпин: «– Я с холодком, – любил повторять Есенин. <…> Следом за “холодком” снова и снова шло уверение, что он будто бы не способен любить “по-настоящему”». (Вольпин Н. Свидание с другом // Есенин глазами женщин. Антология / Сост., предисл. и коммент. П. Фокина. М., 2016. С. 126–127).

[8] Герштейн Э. Мемуары. СПб., 1998. С. 10.

[9] Цит. по: Мандельштам О. Камень (серия «Литературные памятники») / Изд. подготовили Л. Я. Гинзбург, А. Г. Мец, С. В. Василенко, Ю. Л. Фрейдин. Л., 1990. С. 214.

[10] Мандельштам О. Камень. Стихи. СПб., 1913. С. 2.

[11] Переклички между мандельштамовским «Silentium» и тютчевским «Silentium!» подробно рассматриваются в работах многих исследователей. См., например: Тоддес Е. А. К прочтению «Silentium’a» // Vademecum. К 65-летию Лазаря Флейшмана / Сост. и редакция А. Устинова. М., 2010. С. 89–90. Здесь и далее в примечаниях мы будем указывать на одну работу (как правило, из множества), в которой обсуждаемое стихотворение Мандельштама разбирается с иной точки зрения, чем в этой книге.

[12] Тютчев Ф. Полное собрание стихотворений («Библиотека поэта», большая серия). Изд. 2-е / Вступ. статья Б. Я. Бухштаба, подготовка текста и примеч. К. В. Пигарева. Л., 1957. С. 126.

[13] В стихотворении Мандельштама того же, 1909 года «На влажный камень возведённый…», не вошедшем в «Камень», эротическая любовь определяется как «сердца незаконный пламень» (Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем: в 3-х тт. Т. 1 / Сост., подготовка текста и коммент. А. Г. Меца, вступ. статья Вяч. Вс. Иванова. М., 2009. С. 259). Далее в книге это издание обозначается как ОМ-1.




Недавние посты

Смотреть все

Comments


bottom of page