Позабытому счастью навстречу

Читайте полностью публикацию Наума Саголовского в 3 номере «Тайных троп» в PDF:

TT №3 Sagalovsky.pdf

Скачать PDF • 704KB

И вот наступают...

И вот наступают закатные наши года. Мы хрупкие кости на утреннем солнышке греем, и пьём корвалол, как положено старым евреям, и в немощи нашей твердим, что душа молода.

Мол, есть ещё в ней боевой комсомольский задор, томление чувств, отголоски надежды и веры, былые кумиры, любовь и другие химеры из юности нашей. Я думаю, всё это – вздор.

Порою мне кажется – нету души никакой. А если и есть, то гоните её с пьедестала! Отпела душа, постарела, остыла, устала, как бренному телу, ей тоже пора на покой.

Но что нам уснуть не даёт в полуночной тиши, когда перед вечностью мы предстаём, одиноки? Внезапно одна за другой стихотворные строки всплывают со дна недопонятой нами души.

И немощь уходит, и боль не качает права… Молю – не лишай нас, о Господи, этого чуда! Храни наши годы и дай нам продлиться, покуда идут из души и слагаются в строки слова.

Из памяти

Уходит поезд. Холодный ветер полощет стёкла. Как ладно скроен и в небо вписан стальной колосс! Ему дорога тугие рельсы в туман простёрла и грустно смотрит зелёным глазом на строй колёс.

Уходит поезд. Ещё не подан гудок прощальный. Ещё не время сомкнуться стрелкам, промча свой круг. Ещё минута для слов ненужных и обещаний, коротких взглядов, печальных вздохов, пожатья рук.

Уходит поезд. Мелькнут и канут дубы, берёзки, наступит темень, умолкнут звуки, покой суля, проснёшься утром и вдруг увидишь пейзаж неброский – в окне раскрытом сияет солнце, бегут поля,

цветут ромашки, и свежий ветер не так напорист, роса на листьях, и птичье пенье, как зов любви. Уходит юность, уходит счастье, уходит поезд! Стучат колёса, прощай, не знаю, когда уви…

В долгу...

В долгу перед ночью длинной румян небосвод и пуст, осеннею паутиной подёрнут жасминный куст, забор перевит лозою, томится, печаль глуша, невидимою слезою оплаканная душа. Постой, погоди минутку, душа моя, помолчи, ты слышишь – трубят побудку весёлые трубачи, и в мареве заоконном с улыбкою набекрень, со скрипом, журчаньем, звоном рождается новый день, и Знающий, Всемогущий, приверженный похвальбе, гадает на чайной гуще, кого бы призвать к Себе…

Вот и время проходит...

Вот и время проходит, жалей, не жалей, скоро будут снега и метели. Мне послышался горестный крик журавлей, не за мной ли они прилетели? Я гляжу в небеса, где заря расцвела, узнаю журавлиную стаю, выхожу за порог, простираю крыла, закрываю глаза и взлетаю. Успеваю догнать исчезающий клин и лечу со сноровкой былою над громадой лесов, над прохладой долин, над распахнутой настежь землёю – нет, не к будням своим, не к житейской возне, что готовит судьба-озорница, а в края, о которых мечтал я во сне, в те, где молодость вечно хранится.

Там берёзки январского снега белей, там осенней листвы позолота, я оставлю приветливый клин журавлей и на землю вернусь из полёта. Не гонимый уже суетою сует, ничего я вокруг не замечу и уйду по тропе убывающих лет позабытому счастью навстречу, дни и ночи мои пробегут чередой, в сизый дым забреду наудачу и тогда я увижу тебя молодой, обниму и, наверно, заплачу. А над нами, как чувствуя слабость мою, пролетит журавлей вереница, и останемся мы в незабвенном краю, там, где молодость вечно хранится.

Жизнь

Я очень Жизнью дорожил, не забирался в забияки, не лез в сомнительные драки, короче – жил и не тужил. И вот уже на склоне лет, сверяя сны, мечты и факты, спросила Жизнь меня: «Ну, как ты? Доволен мною или нет?» Что мне сказать? Я стар и мал. Без причитаний и огласки я подзатыльники и ласки в награду равно принимал. Бывал и беден, и богат, и в даль глядел, не зная, что там, к своим несбыточным высотам то с целью шёл, то наугад. Жена, семья, заботы, стресс (держись, Харуки Мураками!), за стихотворными строками я слышал некий зов с небес, простой заезженный еврей, что бьётся головой об стенку... Спасибо, Жизнь, спасибо, thank you, но ты могла бы быть добрей. Как друг, могла бы, а не враг, хранить мой мир, где грёзы сладки, могла б не рушить без оглядки любовью созданный очаг и быть на радости щедра, ещё могла б унять болезни, могла б сказать тоске «Исчезни!» во имя счастья и добра. Ты оказалась не ахти, как не своя, проходишь мимо, так дальше жить невыносимо, всё надоело мне, прости, сними с души суровый гнёт, твои касания – как плети...

Боюсь – слова услышав эти, Жизнь улыбнётся и уйдёт.

В оформлении обложки публикации использована картина Арсения Блинова «Элементарное». 2012.