Продолжение. Начало в TT № 2
Часть 2
Читайте полностью фрагмент романа Владимира Горбачёва в 3 номере«Тайных троп»в PDF:
1
Шаги – частые, но почему-то небыстрые – приблизились, и в свете фонаря показался человек в камуфляже, с автоматом за плечом. На нём был противогаз сложной конструкции, отчего голова казалась неестественно большой. Подбежав, остановился в двух шагах и что-то прокричал требовательно, но за слоем резины было не разобрать. Поняв, что его не слышат, кинулся вперёд, к двери, и стал толкать – закрыть старался. Дверь заскрежетала по камню, сдвинулась, но закрываться не спешила – сил у автоматчика явно не хватало. Он снова толкнул – отчаянно, из последних сил. Видно было, что от того, закроется ли дверь, зависело многое; может быть, даже жизнь зависела. Видя эти отчаянные усилия, стоявший рядом Враг тоже нажал на край створки – и плита нехотя поехала, встала на место, щёлкнул замок. Автоматчик достал ключ, вставил в отверстие, повернул. Лязгнули, входя в пазы, стальные цилиндры.
Стало темнее, и запах, поразивший людей ещё на пороге, ощущался сильней; противный был запах, мерзкий. Камуфляжник, отдавший последние силы неравной борьбе со стальным полотном, прислонился к двери спиной; дышал тяжело, со свистом, его сложный противогаз то вздувался, то опадал. Отдышавшись, снова заговорил, всё так же неразборчиво. Пощёлкал каким-то переключателем на груди – видно, микрофон хотел включить, но он почему-то не работал. Тогда он отстегнул ремни и с усилием содрал с себя резиновый шлем, отбросил на спину. Теперь стало видно, что это совсем ещё молодой парень, но какой-то измождённый, уставший.
– Вы кто такие? – прокричал грозно. – Как открыли? Как открыли секретный вход, спрашиваю?!
Враг хотел что-то сказать, но автоматчик не слушал. С каждым словом он делался злее. Сорвал с плеча автомат, передёрнул затвор.
– За нарушение режима вас всех тут знаете, чего надо? – кричал. – Порешить васнадо, вот чего! Всех, беспощадно! Имею право! Знаете, сколько вы этой херни оттуда напустили? Знаете?! А ну, ложись!
Юрий Алексеевич и Петя присели нерешительно, но за ними никто не последовал. Тогда человек в камуфляже вскинул автомат, наставил на Врага; целился прямо в грудь. Никто не принял это всерьёз, никто не успел ничего сказать, как он уже нажал на спуск.
Грохнул выстрел, пуля просвистела у Лёни над ухом, срикошетила от потолка и успокоилась где-то в темноте. Видя неудачу, автоматчик нажал ещё, щёлкнул боёк – без последствий. Ещё раз нажал, щёлкнул.
Тут Лёня пришёл в себя.
– Ах ты б**** грёбаная! – крикнул на автоматчика. – Ты что, о****?
Парень, не отвечая, отстегнул рожок, глянул в него, выругался в сердцах:
– Е**** тя в жопу! Забыл зарядить! А вы откуда – с четвёртого уровня, что ли? Ну да, на четвёртом все такие п****нутые. А вы что так одеты, как на курорт? И тёлки, бля!
Видимо, он только теперь заметил девушек.
– Так вы, может, из нового сериала? Из этого, как его, забыл. Ну да, вы там, на четвёртом, все обколотые, ничего не стоит секретный вход с двумя замками открыть. Тогда понятно. Тогда я погорячился. А вы чего стоите? Бегите живей, мыться надо, активацию делать, вы же дозу о******* получили! Просто о*******! Бегите скорей!
Внезапно тон его стал заискивающим.
– Слушай, друг, – обратился он к Врагу. – А у тебя случайно гондон лишний не найдётся? У вас там всё есть, на четвёртом. Вон и фонарик есть. Ну, чего тебе стоит, а мне во как надо!
Враг покачал головой.
– Нет у меня.
– У меня есть, – вдруг сказал Павел.
Полез в рюкзак, достал упаковку; отделил было две штуки, но поймал осуждающий взгляд Олега, одну убрал, вторую протянул автоматчику. Тот схватил, расплылся в улыбке, отчего стал виден щербатый, с чёрными провалами рот.
– Вот спасибочки, друг, вот выручил! Слушай, а у тебя часом ещё мыла не найдётся? Понимаешь, мыла…
– Хватит с тебя, – стальным голосом остановил его Олег. – Ты и так разжился. Тебе на пост пора.
– А и верно, – отозвался автоматчик. – Пора мне. Только не х** мне тут замечания делать. Жаль, рожок не заряжен, а то бы я тебя тут положил. Вот б**** буду, положил бы, не поглядел, что ты с четвёртого.
И, не говоря больше не слова, повернулся и поспешил назад, в темноту. Тут стало ясно, отчего передвигается он не быстро: правая нога воина плохо сгибалась, приходилось приволакивать.
Когда его шаги стихли, стал слышен доносившийся из темноты гул. Он был неровный, составной: работал какой-то мощный механизм, а ещё скрежетало что-то, лязгало, и вроде бы слышался многоголосый чей-то стон.
– Слушайте, пошли отсюда! – сказал Олег. – Зря мы сюда запёрлись, тут какой-то объект. Переодеться и в палатке можно.
С ним никто не спорил. Все только теперь осознали, что произошло – что только что, на их глазах, одного из них едва не… Враг был какой-то замороженный, молчаливый; Вьюгу и Татьяну трясло, они пытались остановить дрожь, но не получалось.
Олег с Врагом схватились за дверь, за край створки, пытаясь повторить давешнее общее достижение, но бесполезно. С таким же успехом они могли пытаться сдвинуть скалу. Явились на свет фонаря Настины ключи, позвенели по очереди, отступили смущенно.
– И что будем делать? – спросил Юрий Алексеевич.
Ему никто не ответил. Надо было идти туда, в темноту, искать ключаря, дежурного, старшего по смене, капитана, генерала, слесаря, но никому не хотелось. Наконец Вьюга вздохнула глубоко («А что делать? Руководитель должен решить»), и уже открыла было рот, чтобы сказать командирское слово, когда Петя снова произнёс:
– Кажется, он возвращается.
Действительно, кто-то приближался. Но шаги на слух были совсем другие – ровные, твёрдые. Щербатый автоматчик с пустым рожком иначе ходил. И вот в свет фонаря вступил новый человек.
Это был человек высокого роста, выше Олега, одет во что-то вроде длинного плаща. Одеяние казалось чёрным, но когда незнакомец подошёл ближе, отозвалось тёмно-лиловым. Но люди смотрели не на одежду, а на лицо подошедшего. Лицо это казалось составным. Нижняя часть принадлежала мужчине, ведущему здоровый образ жизни: упругие щёки, твёрдые губы, подбородок хорошо выбрит. Верхняя же часть была разделена надвое. Левая часть была ровная, гладкая, как и низ; только почему-то кожа здесь отливала металлическим блеском, глаз был голубой, яркий, даже светился в темноте и был заметно крупнее правого. Правая же сторона явно проигрывала левой: глаз был прищуренный, подслеповатый, вроде карий, и кожа вокруг глаза дряхлая, вся в морщинах. В общем, удивительное было лицо, страшноватое. И ещё чудней оно стало выглядеть, когда человек открыл рот, полный белоснежных зубов, и заговорил.
– Добрый день вам, люди! – произнёс он звучным баритоном. – Скажите, кто вы, откуда прибыли?
– Да мы только на минутку зашли, – отозвался Враг. – Там холодрыга вдруг навалилась, снег, ветер; ну, мы переодеться здесь хотели. Но мы сейчас уйдём, вы не беспокойтесь. Вы нам дверь откройте, и мы уйдём.
Человек слегка наклонил свою сложносочинённую голову набок; словно в удивлении, словно на что-то надеясь, наклонил.
– Правильно ли я понял, что вы пришли снаружи? Извне? Из верхнего мира?
– Конечно, снаружи, – ответила Вьюга. – Но почему из верхнего? Наоборот, мы немного поднялись от воды. Понимаете, вода почему-то стала замерзать, и ветер…
Она не закончила фразы, потому что человек вдруг поднял руки, закрыл глаза ладонями – словно яркий свет его ослепил.
– Наконец! – воскликнул он. – Как долго я ждал! Счёт потерял, сколько ждал! С севера вас ждал и с юга, от Главного входа и от Второго тайного, от Научного и Запасного. А вы через этот чумурудный лаз, через Малый Секретный проход явились. Кто бы мог подумать, что так будет? Никто не мог, ни Моисей Соломонович, ни Егор Трофимович. И даже Вергилиус с Косолаповым не могли. Значит, недаром у меня утром было такое чувство, что надо идти к этому затюканному входу; будто меня здесь кто-то будет ждать. Странное было чувство, необъяснимое, явно ошибочное. Ведь и время позднее, кто может в такое время придти? Но почему-то моё чувство оказалось верным: вы здесь! И я наконец смогу выполнить своё задание. Смогу вас встретить, и проводить, и всё рассказать. Наконец!
Он отнял руки от лица. Оно сияло, лучилось радостью; оба глаза лучились, и рот, и подбородок; и левая часть головы лучилась, лишённая растительности, и правая, покрытая жидкими волосами. Но затем в лице незнакомца появилась некая озабоченность, он спросил:
– Но как вы смогли пройти? Ведь там, наверху, пустыня, всё выжжено, ничего живого не осталось! Может быть, вы пришли из иных миров?
– Да нет, мы на плоту приплыли, из Верхней конторы, – ответила Вьюга. – И вы ошибаетесь: там, снаружи, лето, птицы поют… Хотя в последний момент всё почему-то стало замерзать…
– На плоту? – с удивлением произнёс человек. – Лето? Из Верхней Конторы? Как это странно! Это совершенно не соответствует… никаким представлениям не соответствует. Но пусть! В конечном счёте, это неважно. Вы здесь – и это главное. Значит, я могу начать свой рассказ. Итак, вы находитесь у входа на первый уровень. Отсюда…
Люди слушали с недоумением.
– Всё это, конечно, круто, – сказал Враг. – И в другой раз я бы с удовольствием послушал. Но у нас там плот, нам плыть надо…
– Мы и так от графика отстаём, – добавила Вьюга. – Может, вы нам поможете эту дверь открыть?
– Как же я её открою? – удивился незнакомец. – Для этого специальный ключ нужен. Ключ есть у дежурного, но к нему обращаться нельзя. Никак нельзя! Потому что этот вход, Малый Секретный, охраняют боевые отморозки из Первого гвардейского полка рецидива. Договориться с ними невозможно. Вообще мы тут с вами слишком задержались, возле двери, и разговариваем громко. Если они нас услышат, я за вашу жизнь копейки не дам.
– Да один из них тут уже был, – сообщил Враг. – Даже шмалять в меня начал, только не попал. А потом у него патроны кончились, рожок оказался незаряженный, и он отчалил.
– Тут был дежурный?! – вскричал человек в плаще – но тихо вскричал, почти шёпотом. – Тогда бежать надо! Они сейчас вернутся! Ещё разок карты раздадут и вернутся. Я даже знаю, на что они будут играть: проигравший должен будет вас в шахту скинуть. И я вас всех здесь не закрою – много вас. Так что бежим! И свет выключи, издалека видно.
Почему-то никто не стал с ним спорить. Враг выключил фонарик, все подхватили рюкзаки и последовали за человеком в плаще. Под тусклым светом одинокой лампочки дошли до места, где коридор разделялся. Повернули направо, вышли к лестнице. Здесь слышнее стал гул, стон и скрежет, гуще и отвратней вонь. Звуки и запахи доносились снизу, из темноты. Между тем проводник повёл людей вверх – один пролёт, второй, третий. Взобравшись на верхнюю площадку, толкнул дверь и вошёл в комнату, показавшуюся людям, после низких коридоров, и высокой, и светлой. Свет (правда, какой-то мрачный, мутный) шёл из круглых окошек с толстыми стеклами, вроде корабельных иллюминаторов.
Пропустив людей в комнату, незнакомец остался у двери. Стоял, слегка приоткрыв полотно, к чему-то прислушиваясь. И вот – услышал (да и остальные услышали). Снизу, поверх гула и стона, донёсся топот ног и голоса. И даже слова можно было различить.
Это были те самые слова, какие слышит каждый русский человек – слышит и в минуту жизни трудную как предельно эмоциональное выражение глубоких переживаний, и в обычные часы, лишённые переживаний, как будничную речь. И эта будничная речь потопталась там, у входа, затем приблизилась, зазвучала возле лестницы. Легко можно было различить: «С четвёртого уровня ***** сука я тебе говорю я их ***** сразу вижу да с какого *** с четвёртого не ***** на *** да там тёлки были ***** их в рот да пошли они все в ***** ***** тя нечего тут ******* задержать ***** тя в сраку». Повтор программы и ещё раз. Аргументы относительно предполагаемой локализации нарушителей на четвёртом уровне были повторены с прежней убедительностью и отвергнуты с прежней твёрдостью. Также были отвергнуты робкие предложения спуститься кому-то на четвёртый с целью проверки, либо подняться в смотровую. Против последнего предложения выдвигались особенно энергичные доводы. О, какие доводы там звучали! Даже Враг с Олегом, люди бывалые, услышали там кое-что для себя новое. В финале весь состав участников зазвучал мощным крещендо, после чего всё вдруг стихло, шаги удалились. Слушатели, поражённые величием заключительной части, а также неожиданной концовкой, облегчённо вздохнули.
– А почему они сюда не пошли? – шёпотом спросила Настя у провожатого. – Что тут сложного? Три пролёта, и нам ******. Конец, то есть, извините. Наслушалась, вот и выскочило.
– Потому и не пошли, что тут конец, – отвечал человек в плаще. – Смотровая здесь, понимаете? А значит, радиация. Особенно возле иллюминаторов. Вот, смотрите.
Он подошёл к ближайшему окну – и тут же от его руки послышался мерный стрекот.
– Так у вас счётчик? – догадался Профессор.
– Ну да. Здесь долго находиться нельзя. И, поскольку путь теперь свободен, мы можем спуститься к первому уровню. Там я и начну свой…
– Подождите! – прервала его Вьюга. – Зачем нам куда-то спускаться? Нам наружу надо! Не может быть, чтобы дверь не открывалась. У нас инструменты есть, мы откроем.
Провожатый взглянул на неё со странным выражением.
– Может, и откроете, – сказал. – Но скажите: разве вы хотите умереть такой смертью? Или, может быть, на вас не действует излучение?
– Какое излучение? О чём вы говорите?
– То самое! Да вы взгляните! В любой иллюминатор взгляните. Только не задерживайтесь. А то ведь, знаете…
Люди молча устремились к окнам. Теснясь, сталкиваясь лбами, пристроились и взглянули.
Ждали увидеть (должны были увидеть, только с новой, более высокой точки) – горы, тайгу, реку Катангу. Но из всего этого присутствовала только горная гряда. Покрытая тёмным, словно оплавленным каменным крошевом, она тянулась к недалёкому, затянутому мутью горизонту. Там сквозь муть можно было разглядеть долину. Только никакой реки в долине не было видно. Камни, камни, а на склонах – нечто вроде густой чёрной щетины. Но сильней всего людей поразило небо. Ничего в нём не осталось нежного, манящего, притягивающего взгляд. В общем, ничего небесного. Над чёрной, оплавленной землёй низко нависло чёрное, багровое пространство. Что-то там двигалось, в этом пространстве, какие-то там шли мучительные процессы, нечто вроде судорог в больном кишечнике; глаза бы на всё это не глядели.
Люди отпрянули от окон так же дружно, как прильнули.
– Что это? – спросила Таня. – Что вы нам показали?
– Как что? Верхний мир. Да вы не стойте там, отойдите. Фонит, знаете.
– Но ведь мы только что там были! Только что оттуда!
– Только что, говорите? – спросил провожатый.
Вдруг в его глазах мелькнуло понимание.
– А какой сейчас год, по-вашему?
– Ясно, какой, – ответил Враг. – 2021-й, 2 июня. Лето, птицы поют.
– Да, птицы! Одна синяя, другая зелёная, третью не помню…
– Так вот в чём дело! – уверенно заключил человек в плаще. – Теперь всё понятно.
– Что? Что понятно?
– Ваше странное поведение. Потому что сейчас совсем не 2021-й год. Какой, точно не скажу – в последние годы я потерял счёт времени – но уж точно не тот, что вы назвали. Позже, намного позже.
– Так мы, получается… в будущем?
– Выходит, что так.
– Но этого не может быть! – возвысил голос Профессор. – Это какой-то фокус! Сказка! Причём плохая. Я уверен – если мы снова откроем ту дверь…
– То попадёте вон на тот склон – его отсюда видно. И проживёте после этого недели две. Если это, конечно, можно назвать жизнью.
Все молчали. Слова не находились, мысли путались. Первой пришла в себя Настя.
– Значит, ЭТО всё же случилось… – пробормотала. – То самое… И вы здесь укрылись. Значит, это что – убежище?
Человек в плаще кивнул.
– Да, вы находитесь в Главном Убежище, сокращенно ГЛУБь. Здесь в минуту тяжёлых испытаний…
– Стойте! Прекратите! – воскликнул Юрий Алексеевич. – Сначала нужно понять, что с нами случилось. Как мы здесь оказались? Почему? Нам не сказки нужны про какую-то ГЛУБь, а рациональное, разумное объяснение. Вы можете дать такое объяснение?
Незнакомец покачал головой.
– Какое же тут может быть разумное объяснение? Мы все – и вы, и мы здесь – живём в мире, который в целом разумному объяснению не поддаётся. Части поддаются, а целое – нет. И со временем то же самое: случившееся за месяц можно как-то истолковать, год уже с трудом, а перед столетием разум пасует, заменяя выводы легендами. Вы, как я понял, учёный?
– Ну, какой я учёный… Так, препод…
– Так вот, как учёный препод – боевая тревога! оружие к бою! – вы должны понимать (если вы честны в своих когнитивных усилиях), что мир в целом непостижим. Можно сказать, что он безумен. Но мы, стремясь сохранить душевное здоровье – подготовиться к отражению атаки! рассредоточиться! – закрываем на это глаза. Скажите: тот мир, в котором вы плыли на плоту и слушали птиц, был разумно устроен? Он поддавался рациональному объяснению?
Профессор глядел во все глаза.
– Однако вы так заговорили… – произнёс. – Совсем другим языком заговорили… Хотя иногда…
– Так это не мой язык, – объяснил человек в плаще. – Это программа, которую в меня Вергилиус с Косолаповым вложили. Мой родной язык – это «Проводим боевое развёртывание! Правей заходи, **** грёбаная, ***** тя в очко!» Но вы не ответили на мой вопрос. Ваш прежний мир – он был здоров?
Юрий Алексеевич медленно покачал головой.
– Вот видите! Почему же вы требуете, что я дал разумное объяснение? Карты так легли, Эринии подстроили, в Книге Судеб было записано, чтобы вы сюда попали. И хорошо, что попали – теперь я смогу выполнить своё задание и всё рассказать. Только я, я один могу провести вас по всем уровням, всё показать, объяснить. Разве вы не хотите знать правду? Разве вам не интересно?
– Правду, как известно, говорить легко и приятно, – ответил Враг. – А вот слушать иногда противно. Но куда от вас денешься? Валяйте, ведите по вашим уровням.
– Да, конечно! Только… Может быть, вы всё же оденетесь? А то вы странно выглядите в наших местах…
– Верно, а то мы как-то голышом…
Зашуршали открываемые рюкзаки, явились на свет штаны с рубашками. Незнакомец, деликатно отвернувшись, стоял в стороне, молчал. Как вдруг стремительно обернулся, испугав девушек.
– Знаете, что я сейчас вспомнил? У вас есть особая причина спуститься до самого конца, до последнего этажа. Есть сведения, что там имеется выход из ГЛУБи. Где именно он находится и куда ведёт, я не знаю. Но если нужно, я постараюсь отыскать.
– Выход?! – воскликнули сразу несколько голосов.
– Нужно, ещё как нужно! – заверил Враг. – Мы вам поможем! Вместе искать будем.
– Конечно, поможем, – заверил Олег. И остальные его поддержали.
– Только у меня ещё один вопрос, – сказала Настя. – Прежде чем мы начнём эту экскурсию, может быть, вы немного расскажете о себе? Представитесь… А то как-то неудобно.
– Да, конечно! – воскликнул человек в плаще. – Это моя ошибка. Меня ведь учили: сначала представиться и только потом рассказывать. Ведь слушатель всегда делает поправку на личность рассказчика: иному верит (даже излишне верит), а от другого шарахается. Это что – окоп? Говно это, а не окоп! Я тебя сейчас заставлю… Сбой программы, конец связи. О мелодии судят по исполнителю, о рассказе – по рассказчику. Итак, я представлюсь.
Незнакомец приосанился, сверкнул левым глазом.
– Меня зовут Вожатый Вещун Перунович. Такое имя мне дали люди, подарившие мне новую жизнь. Да, новая жизнь, второе рождение! Я был как червь раздавленный, как жук засушенный – с перебитым позвоночником, разорванным сердцем, с дырой в голове. И вдруг я воскрес и увидел солнце (генераторы в тот день исправно работали), синее небо, в котором резвились рыбы и бабочки (позже я узнал, что это Катя с Мариной потолок расписали), и склонившиеся надо мной лица. Одно напомнило мне лицо нашего полковника Бляшкина, ужасного негодяя, а другой был вылитый Кащей. Позже я узнал, что это были мои главные спасители, Егор Трофимович и Моисей Соломонович, двое замечательных учёных, один медик, другой математик, в общем, оба отщепенцы, балласт ненужный, давно пора избавиться, sorry, стереть.
Врачи в госпитале меня списали, и уже на конвейер бросили, чтобы в шахту везти, но они – Егор Трофимович, и Вергилиус, и Шмидт – меня к себе в лабораторию забрали – вроде для опытов. И там воскресили меня к новой жизни, для выполнения важной задачи. Вложили в меня новое, практически вечное сердце на стронциевых батарейках, и голову заделали – видите, как заделали? Замечательная стала голова, мне очень нравится, и зрение стопроцентное, и зубы крепкие. Наделили меня многими полезными свойствами, я о них позже расскажу. А главное – поверх прежнего, примитивного сознания наложили новую программу. Теперь у меня появилась важная цель – собирать информацию, хранить её, а затем передать тем, кто спустится в ГЛУБь. Так что своё прежнее имя я забыл. И звание забыл, и все обстоятельства прошлой жизни. Печальные были обстоятельства, даже ужасные, вот мои создатели и постарались эту часть моей прежней личности стереть. Хотя должен предупредить: некоторые старые клише сохранились и накладываются на новую программу. Тогда возникают отдельные нестыковки… странности в изложении… Ну, вы их слышали. Вот, теперь вы знаете обо мне всё. А с вами я позже познакомлюсь, по ходу погружения. Вы готовы?
– То есть ваши создатели стёрли вашу личность и заменили своей программой, – произнёс Профессор. – Фактически превратили вас в киборга. И вы называете это воскресением?
– Да, называю, – заявил Вещун Перунович. – Потому что вы неправильно поняли. Ничего меня не стёрли, основа сохранилась. Например, детство прекрасно помню, и юность, и как с Катериной встречался, а потом пришла настоящая любовь, Лидия, и первый поцелуй, и всё дальнейшее: сын Серёжа, квартира по ипотеке, потом поступление на службу, улучшение жизненного положения, дача, машина… Вот с этого момента Моисей Соломонович постарался всё стереть. Но оно до конца не стёрлось. И если я захочу – если сильно, до судорог захочу – я всё могу вернуть. Но я не хочу. Это был мой сознательный выбор, понимаете? Я сознательно, добровольно превратился из майора Зимовца в Вещуна Вожатого. Человека вообще трудно заставить что-то думать или делать совсем против его воли. Всегда он должен внутреннее согласие дать. Хотя, как правило, этот факт отрицает и ссылается на непреодолимые обстоятельства и форс-мажор. Теперь понятно? Равняйсь, стройся!
Люди переглянулись.
– Да, в общих чертах понятно, – ответила Вьюга.
– Тогда идёмте.
2
После смотровой с её иллюминаторами лестница показалась людям погружённой в кромешную тьму. Враг достал фонарик, но Вожатый его остановил.
– Не стоит привлекать внимания. И потом, на весь спуск заряда всё равно не хватит.
– Почему не хватит? Там аккумулятор, не батарейки. Три дня проработает, потом подзарядить можно.
– Но мы ведь не три дня будем идти, верно? А насчёт подзарядить – я бы на это сильно не надеялся. Так что давайте лучше постоим здесь, пока глаза привыкнут. Заодно я вам прочитаю вводную. А то затем пойдут уровни, там будет своя информация.
Итак, Главное убежище было создано затем, чтобы в нём в Ту Самую Минуту укрылись лучшие представители народа. Чтобы, переждав положенное время, эти лучшие представители затем вышли наверх, сохранив в неприкосновенности традиции предков, идеи, обычаи, праздники, язык, кулинарные рецепты и структуру государственного управления. И начали новую, радостную жизнь в рамках этой структуры. Такова официальная точка зрения.
Однако мои наставники отвергали такое объяснение. Прежде всего, они начисто отрицали выражение «лучшие представители народа». Оно вызывало у моих учителей насмешки, а Борис Николаевич, слыша эти слова, впадал в ярость и норовил разбить какое-нибудь ценное оборудование. «Какие представители?! – кричал он. – Кого они представляли? Младшего зятя третьего охранника? Любимую девушку министра культов?» В общем, они считали, что списки Достойных составлялись по принципам «кто больше даст» или «это мой человек, его впиши», и действительно достойные попали в ГЛУБь случайно.
Кроме того, мои наставники ставили под сомнение концепцию «Той Самой Минуты» и долгожданного Возвращения. Например, Вергилиус утверждал, что никто не наносил по нашей стране массированного ядерного удара, и радиации особой не было, и можно было жить наверху. И что наши Уважаемые Руководители решили спуститься в ГЛУБь, опасаясь не радиации, а ответственности. И с каждым прожитым здесь годом их страх только возрастает, а потому никакого Возвращения не будет.
– Постойте, постойте! – воскликнул Олег. – Тут у вас концы с концами не сходятся. Как же ваши учёные утверждали, что радиации не было, когда вы нам только что мёртвую пустыню показывали? И счётчик тарахтел?
– И вы сами говорили, что наверх нельзя, что там нас ждёт мучительная смерть! – поддержала его Настя.
– Это сложный вопрос, до конца не изученный, – отвечал Вожатый. – Радиация снаружи, безусловно, существует, но чем она вызвана? Моисей Соломонович, например, считал, что это сами Руководители время от времени взрывают в окрестностях ГЛУБи заряды средней мощности, чтобы держать обитателей убежища в состоянии страха и постоянной мобилизации. Однако Косолапов с этим утверждением не соглашался и заявлял, что взрывов никто не устраивает, и радиации на самом деле нет, а всё это – пустыня, якобы наблюдаемая из смотровой, и показания дозиметров – части грандиозного спектакля, секретного нацпроекта. Так или нет, я не знаю. Одно я знаю твёрдо: война была, и была небывалая паника, вызванная слухами о Судном Дне. Что творилось в это время возле входов в ГЛУБь – трудно описать. Трудно, хотя я всё это своими глазами видел. Десятки тысяч людей, с детьми, чемоданами, мешками, кошками, собаками… Там настоящие бои шли. Должен признаться, что я сам принимал участие в сдерживании… да что там «сдерживание» – в истреблении этих несчастных, которые пытались прорваться в ГЛУБь, не имея на то никаких прав. Сколько там народу положили, возле входов, – не сосчитать.
А потом, когда всё кончилось, входы запечатали, и с тех пор наверх выходили только дозиметристы, чтобы замерить уровень излучения. Это, сами понимаете, согласно официальной версии. Мои наставники утверждали другое, но все говорили разное, и я не могу выбрать какую-то правильную концепцию.
С тех пор началась наша жизнь здесь, в Убежище. Какая здесь жизнь – сами увидите. Свет включают только по праздникам, лифт давно не работает (я уже с трудом могу вспомнить, как это – чтобы лифт работал), хлеба тоже давно нет, и молока, и овощей, и вообще никаких продуктов, кроме каш и консервов, и сухарей, из-за пачки туалетной бумаги такие драки идут – только держись. Презервативы, зажигалки, игрушки являются чем-то вроде валюты, на них всё приобрести можно. Но так было не всегда. Вначале…
– Погодите! – прервала Настя. – «Игрушки». Значит, здесь дети есть?
Вещун Перунович тяжело вздохнул.
– Да, дети есть, и это, пожалуй, самое… Да вы сами увидите. Так вот, вначале Руководители старались сохранить всё, как было на поверхности. Был свет, продукты в палатках, нацпроекты, парады, утром общее построение на каждом этаже, музыка весёлая, новости передавали, выступления Заместителя Главы, праздники отмечали, хороводы водили, кино, баня, даже пикники с шашлыками. Но с годами свет стал тускнеть, продукты исчезать, и выступлений давно нет. Но производство водки и вина игристого налажено, и пиво можно достать, и новости регулярно передают.
– А почему света нет – солярки не хватает? – предположил Олег.
– И топлива не хватает, и генераторы ломаются, а починить некому. Солярку пытались заменить дерьмом, но что-то не заладилось. Официально, по сводкам Кабмина, горит каждая вторая лампочка, на деле – хорошо, если десятая. Но сериалы пока снимают. Например, сейчас все смотрят замечательный фильм, 12 серий, 6-й сезон знаменитых «Измайловых». А до этого были «Охваченные страстью», «Катя с пулемётом», «Подвиг наводчицы». Ну что, глаза привыкли? Тогда пойдём дальше.
Люди миновали пролёты, по которым поднимались к смотровой, и оказались на углу знакомого коридора. Отсюда другая лестница – широкая, хоженая – вела ещё ниже, ниже. В тусклом свете редких лампочек открылась огромная, метров пятьдесят в диаметре, шахта; дна видно не было. Оттуда, из глубины, доносился тот гул, стон, вой, что так поразил людей ещё у входа. И вонь оттуда шла.
Лестница лепилась вдоль стен шахты, поворачивала, вела всё ниже. Спуск казался нескончаемо долгим. Наконец Вожатый остановился на площадке перед дверью в стене шахты. С другой стороны площадки, за невысокой оградой, зияла пропасть. Вожатый повернулся к людям с видом экскурсовода, произнёс:
– Мы находимся у входа в первый уровень. Здесь размещаются Вооружённые силы. Прежде чем мы войдём, хочу вас предупредить, что…
– Слушайте, а нельзя покороче? – перебил Олег. – Вонизм ужасный. Что у вас там – склад дерьма?
И кивнул в сторону пропасти. Вожатый покачал головой.
– Смотрите, не скажите такое там, внутри. Потому что шахта – место погребения усопших. Хоронить тут, сами понимаете, негде. Поэтому умерших, после соответствующей церемонии, бросают сюда.
– Погодите, почему «негде»? – встряла Настя. – А кремация? Ведь кремировать везде можно.
– Вы правы, можно. И на трёх последних уровнях умерших предают огню. Также этой чести удостаиваются отдельные выдающиеся представители с других уровней. Но только самые выдающиеся. За такое погребение ведётся борьба.
– Но почему? Солярки не хватает?
– Да, тут главная причина. А ещё воздух. Кремация требует много кислорода, а в ГЛУБи с этим проблемы. Поэтому для большинства здешних обитателей местом успокоения становится шахта. Так что здесь, так сказать, погост. Кладбище. Отсюда и запах. А что касается экскрементов, то их должны закачивать в специальные резервуары, в которых они должны проходить…
– Я понимаю, что дерьмо кругом в долгу, – перебил его Павел. – А вот как оно на самом деле? Что по этому поводу говорили ваши учителя и наставники?
– Вы правы, тут имеется некоторый зазор между словом и делом, явлением и его вербальным описанием, – согласился Вожатый. – Максим Рудольфович, в качестве учёного-химика, привлекался к решению вопроса утилизации. И он рассказывал, что резервуары заполнились уже в первый год, очистные сооружения сломались тогда же, и с тех пор эту самую жидкую массу сливают… ну, в общем, туда же, в шахту сливают. Поэтому запах усиливается. А ещё это место казней и народных расправ.
– Это как? – не понял Враг.
– Ну, официально смертная казнь в ГЛУБи осуществляется, как и везде, через расстрел. Но для особо дерзких преступников, чьи злодеяния не умещаются в сознании, существует процедура сбрасывания в шахту.
– Мёртвых сбрасывают?
– Почему же мёртвых? В чём тут назидание, если его мёртвого бросать, где справедливость? Нет, сталкивают живых. Хотя они просят, умоляют даже, чтобы их того… прикончили.
На какое-то время установилось гнетущее молчание. Потом Павел спросил:
– А народные расправы – это что такое?
– В любом обществе случаются конфликты. Здесь – тем более. На одних уровнях они протекают в пристойных формах, на других – в совершенно безобразных, даже жутких. Особенно это касается второго уровня, а также четвёртого и седьмого. И когда группа обитателей того или иного уровня находит виновного – он обречён. Никто его не спасёт. Несчастного тащат к шахте и сбрасывают в неё.
– Сюда, то есть, тащат?
– При народных расправах – нет. Кто же их сюда пустит, со второго или с четвёртого? Они там, у себя устраиваются. Ведь выход в шахту есть на каждом уровне. Здесь казнят лишь особо дерзких негодяев со всех уровней. Бросают их здесь, навер- ху, чтобы дольше летели и мучились. Но основное назначение этой площадки – Во- инский погост, тут солдат хоронят. Сейчас темно, ничего не видно, а вообще-то здесь на стенах везде величественные полотна, повествующие о славных страницах боевого прошлого: Куликово поле, Полтава, Бородино, Севастополь Первый и Второй, Мариуполь, деревня Осиновка… Однако я вижу, мы тут слишком задержались – мальчик вон совсем позеленел.
Действительно, Пётр выглядел бледно.
– Сейчас я открою дверь, и мы войдём на уровень Доблести и Геройства, проще говоря – на уровень Вооружённых сил. Предупреждаю: находиться там посторонним нельзя. Как только появится какой посторонний – сразу часовые его задерживают, доставляют в комендатуру, затем допрос, обвинение, суд и обязательные работы. Рота, вперёд! Сейчас, правда, часовых редко встретишь, коменданта обвинили в присвоении пайков, и он сбежал на четвёртый уровень, но суд вполне функционирует, так что осторожность не помешает. Вы встаньте кучнее, чтобы…
– Погодите, у меня ещё вопрос! – перебила Настя. – Вон там надпись – что она означает? Видите, вон там на стене написано «Своих не бросаем»? Кто это – «свои»?
– Хорошо, я объясню, – кротко промолвил Вожатый. – Эту надпись сделали солдаты, занимавшиеся погребением. Нанесли её в самый первый год, когда обычаи ГЛУБи только устанавливались. Эти воины требовали, чтобы их товарищей, представителей Вооружённых Сил, умерших от ран или от других причин, не бросали в шахту, а кремировали, наравне с обитателями трёх высших уровней. И некоторое время это требование выполнялось. А потом солярки стало совсем мало, и от этого обычая отступили. А надпись осталась, потому что нанесена несмываемой краской. Вот, а теперь встаньте кучнее, чтобы я мог вас всех щитом прикрыть. Под этим щитом нас не видно будет Теснее, теснее! Встали? Теперь так…
Вожатый раскинул руки в стороны. Его плащ замерцал, расширился и облёк группу людей, словно кокон или огромный колокол. И под защитой этого кокона они, вслед за Вожатым, прошли через дверь и оказались в новом, незнакомом месте.
Comments